Евгения Додина: В жизни нет дорог, которые закрываются навсегда!

Спустя десять лет после репатриации Евгения Додина удостоилась престижной израильской театральной награды «Актриса года». Вскоре этот титул был присужден ей вторично. Восхищенные её игрой зрители и журналисты наградили Евгению ещё одним неофициальным, но, пожалуй, самым престижным званием: Примадонна израильского театра. Свои первые роли на израильской сцене она играла без слов — просто потому что не знала языка. Свои главные слова перед публикой она произнесла на иврите 29 апреля 2009 года, зажигая один из двенадцати факелов на горе Герцля в Иерусалиме.
- Зажечь факел на церемонии Дня Независимости Израиля — это честь, которой удостаиваются единицы. Помнится, когда-то, в интервью газете «hа-Арэц», вы затруднялись с определением того, что значит «быть израильтянкой». Сегодня у вас по-прежнему нет на это ответа?
— Сегодня — есть! Понимание пришло и после зажжения факела, — ко мне ещё подошел нынешний президент Израиля Реувен Ривлин, тогда он был председателем Кнессета, и сказал: «Ну всё, теперь ты наша!!!» — , и после того, как сын моего мужа получил тяжелое ранение во Второй ливанской войне… Два эти события, самое радостное и самое печальное, помогли мне по-новому взглянуть на многие вещи. Я сумела до конца проникнуться тем, что Израиль — это мой настоящий дом, по которому я неподдельно скучаю во время каждого отъезда за границу… Да, я очень отличаюсь от большинства коренных израильтян, но не стесняюсь этого отличия, напротив — оно мне где-то даже и дорого…
- Не говоря уже о том, что это «отличие» не мешает вам блистать на сцене супер аутентичного израильского театра… Кстати, по вашим личным ощущениям, израильский театр — это театр Леванта или театр Европы?
— Я не думаю, что здесь уместно какое-либо обобщение! Актеры разных ментальностей легко находят общий язык, выходя на одну сцену. Это такой театральный эсперанто! Я играла в Германии и в Польше. Помню, режиссера спектакля «Персона» очень волновало, как будут проходить репетиции в Израиле, ведь она не говорила на иврите!.. Буквально через две репетиции она уже четко понимала, где ошибка, где неправильная интонация, где энергия падает…
- Выходит, вопрос о том, как вас правильнее воспринимать — как израильскую актрису или всё-таки как русскую — космополитично лишается всякого смысла?
— Почему же?.. Мне и самой это интересно… Только за ответом имеет смысл обратиться к публике, которая приходит на спектакли нашего театра. От себя же могу добавить только одно: я очень давно не играла спектакли на русском и очень скучаю по этому языку на сцене!
- Притом, что премудрости театрального искусства вы постигали в Москве, под руководством двух гениальных Анатолиев, Эфроса и Васильева…
— Это правда! Но для того, чтобы оказаться ученицей этих великих мастеров, необходимо было поступить в ГИТИС! Собственно, момент, который в моей судьбе едва не сорвался. Помню, мерила шагами пространство в сквере у знаменитого театрального ВУЗа, подумывая, честно говоря, о том, чтобы развернуться и тихонько… ретироваться восвояси.
Подошла незнакомая девушка: «Вы поступать? — спрашивает. — Пойдемте со мной!» Девушку звали Марина Игнатова, ныне она блистательная питерская актиса… Воля случая, как говорится! Гуляла в тот день с друзьями мимо ГИТИСа, ну и зашли они в выкурить по сигаретке со знакомыми из приемной комиссии. Слово за слово — те ей говорят: «Маша, у тебя глаз хороший, пойди, погуляй по скверу, может, кого-то подходящего и приведешь!..» Она пошла и увидела меня!.. Ну и привела!))
- Так это работает?..))
— Далеко не всегда (смеется!). Просто, если бы Маша ко мне тогда не подошла, я, скорее всего отправилась бы на вокзал, а оттуда — домой, в Могилев! А так — счастливый случай повел меня по другой дороге, — учиться актерскому мастерству у Анатолия Васильевича Эфроса и Анатолия Александровича Васильева. Важно напомнить, что наш курс был для них первым, и ни о каком накопленном педагогическом опыте речи, естественно, не шло. По моему твердому убеждению, театральный режиссер и театральный педагог — это две абсолютно разные профессии. В общем, они учили нас не по утвержденным методичкам и системам, а так, как сами это понимали. Конечно, впитать удалось очень многое, но истинное ощущение этого только со временем и приходит!
Эфрос всё время повторял, что главное для актера — интуиция. Думаю, что именно Анатолий Васильевич научил меня ассоциативному мышлению на сцене. Уже через годы, играя в «Гешере» и в «Габиме», я часто вспоминала науку Эфроса и Васильева, их фразы и слова, обладавшие неоценимой значимостью в постижении ремесла.
- Что это за «фишка» такая — актерская интуиция?
— Образы и чувства, которые возникают у тебя при первом знакомстве с театральным материалом к будущему спектаклю. Потом в процессе репетиций может что-то меняться и даже стереться на время, только в итоге ты всё равно приходишь к первоначальному восприятию. Оно самое правдивое, это неоднократно подтверждал и мой личный актерский опыт.
- А простая человеческая интуиция? Она подсказывала вам в юные годы, может быть даже в детские, — что впереди успешная артистическая карьера?
— В детстве я мечтала стать актрисой. Об этом многие мечтают!..
- Многим вообще свойственно мечтать!.. Достаточно сотворить кумира, как сразу появляется мечта!..
— Моим кумиром стал Олег Даль! Сыгранные им роли просто потрясали меня, воодушевляли… Хотелось петь, творить, летать! Будучи очень романтичной девушкой, я писала Олегу Ивановичу трогательные письма, посвящала стихи… Всё это потом складывалось в ящик письменного стола, так и не отправляясь адресату.
- Вам свойственна нерешительность?
— Скорее не свойственны беспардонность и сумасбродство. Поэтому своего кумира я и любила издалека. На каком этапе влюбленность в Даля не то чтобы прошла… нет, она переросла во влюбленность в театр вообще, как в отдельный мир и образ жизни! Стихи и письма не сохранились, зато портрет Даля, очень удачно срисованный мной с обложки одного из советских журналов до сих пор висит у меня дома.
- Вы уже давно обрели себя в профессии, воплощая на сцене такие разноплановые образы как Анна Каренина или та же Любовь Раневская в «Вишневом саду». И всё же наверняка есть роли, о которых вы продолжаете мечтать…
— Мне всегда интересно ещё больше расширить границы актерского диапазона. Собственно, это активно случалось во времена моей работы с Евгением Арье в театре «Гешер», где я играла и детей, и Пака в спектакле «Сон в летнюю ночь». Однажды (снова — Его Величество Случай!) заболела одна из актрис, занятых в постановке «История моей голубятни» по мотивам «Одесских рассказов» Бабеля. Речь шла о роли мальчика, необходимо было срочно искать замену. Посмотрели на меня и… как-то не поверили, что я смогу этого мальчика сыграть. Но, читая рассказ, я настолько прониклась историей персонажа, что быстренько отправилась домой и переоделась в одежду Ави, (Ави Биньямини — муж Евгении Додиной, известный композитор, музыкальный руководитель театра «Гешер» — Прим.авт.), на глаза водрузила очки… Возвращаюсь в зал на репетицию, а Евгений Арье меня не узнал, подумал, что зашел какой-то подросток случайный.
- На днях в «Габиме» с огромным успехом прошла премьера новой постановки знаменитого «Трамвая Желание» по пьесе Теннеси Уильямса. Вместе с вами в главных ролях спектакля занят популярнейший актер Амос Тамам. Этот творческий тандем получился удачным?
— С первой же репетиции, даже с самой первой читки, стало понятно, что мы сыграемся! Возникла такая творческая приязнь, которую в Израиле принято называть емким словом «химия». Я всегда мечтала о роли в этом спектакле, но чтобы замахнуться на неё по-настоящему, нужны не только единомышленники-актеры рядом, но и режиссер, которому ты доверяешь абсолютно! Илан Ронен — именно такой режиссер, а «Трамвай Желание» стал нашей третьей с ним совместной работой, после «Анны Карениной» и «Железной дороги в Дамаск». С Иланом можно бесконечно спорить на репетициях, но в итоге ты поражаешься тому, насколько тонко он умеет прочувствовать и индивидуальность самого актера и каждый нюанс сыгранной им роли.
- Творческие споры — это прекрасно, особенно, если рассматривать их как способ зачатия истин! Но у вас одна актерская интуиция, взращенная Эфросом и Васильевым, а у Илана Ронена — другая режиссерская, совершенно иной формации. Наверняка, не каждая ваша дискуссия приводит в итоге под общий знаменатель… Случается так, что вам, будучи не согласной с идеей режиссера, приходится воплощать её на сцене вопреки собственным взглядам?
— Да, такое иногда тоже происходит! Но, хотите верьте, хотите — нет, проходит ещё какое-то время, ещё несколько репетиций, и всё в итоге вытанцовывается. С Евгением Арье в «Гешере» мы быстрее и проще приходили к взаимопониманию, в силу того, что схожести интуиций. С режиссерами в «Габиме» чуть сложнее, но, повторюсь, — они научились меня понимать!
И самое главное… Мой собственный, очень точный, «лакмус»: если я вдруг начинаю что-либо играть не правильно — у меня начинает всё болеть! Просто ломит всё тело! Это поразительно — но это так и есть!
- Вы очень хотели сыграть Бланш в «Трамвае Желание». Каковы ваши внутренние ощущения от этой роли?
— Пожалуй, на сегодняшний день, это самая сложная моя работа, никакая другая роль не давалась мне с таким трудом. Я просто «выпала» из жизни… Всегда стремлюсь взять дистанцию между собой и ролью, и найти правильные детали образа и характера. С Бланш — всё иначе! Это персонаж невероятно многоплановый, там множество тончайших граней: она делает одно, говорит другое, а подразумевает третье… И было крайне важно сыграть так, чтобы её характер не выглядел карикатурно!
- Коль скоро в нашей беседе речь зашла и о театре «Гешер», не могу не спросить — есть ли шанс, что вы когда-нибудь вернетесь на его сцену? Или после известной истории с компенсацией за полученную на спектакле травму дорога на «Мост» закрыта для вас навсегда?
— Мне кажется, в жизни нет дорог, которые закрываются навсегда. Даже самые забытые пути могут невероятным образом открываться заново. Вся сага с компенсацией не имеет отношения к закрытию дороги, потому что это история не между актрисой Додиной и театром «Гешер», а между страховой компанией и адвокатами.
- Однажды в рамках моего интервью с Дмитрием Певцовым, из уст известного российского актера прозвучала довольно спорная мысль о том, в зрительской аудитории каждого спектакля, среди многих сотен человек, лишь считанные единицы реально разбираются в хитросплетениях театрального действа и, простите, «врубаются» в его пресловутую фабулу. Вы согласны с таким утверждением?
— Нет, я думаю, что искушенных зрителей больше, чем пять! Гораздо больше…
- Мой интерес к этому вопросу отнюдь не праздный. Дело в том, что я, хоть и не могу причислить себя к заядлым театралам, в общем-то довольно часто хожу на спектакли. И, сравнивая постфактум свои собственные ощущения с рецензией критиков, с грустью осознаю, что мне снова не удалось погрузиться в самую паренхиму постановки. Эстетическое удовольствие получил, но… как-то не «по-научному». Начинают одолевать мысли о собственной примитивности и даже ущербности… Что прикажете с этим делать?))
— Выбросить подобные мысли из головы! Зритель не должен выискивать никакие глубинные смыслы. Он приходит в театр, отстояв, например, рабочую смену у станка; делать ему больше нечего,как только анализировать происходящее на сцене с позиций профессиональной театральной критики. Главное же совершенно в другом — чтобы зритель вместе с актером смеялся и плакал, и чтобы его в итоге переполнили настоящие живые эмоции и чувства! Именно так и я воспринимаю идею своей работы на сцене!
…Почему вы улыбаетесь?…
- Я просто представил себе, как все люди, отработавшие днем у станка, вечером облачаются в элегантные костюмы и отправляются за своей порцией прекрасного в храм мельпомены! А если серьезно — вам важно знать, какая публика собралась в зале?
— Мне это интересно, но уже потом, после спектакля. Иногда я приглашаю в театр друзей, правда, это происходит не слишком часто. До выхода на сцену я не люблю знать, кто сидит в зале — это может повлиять на мою игру, потому что я люблю играть с чувством безответственности.
- В вашей творческой карьере случались времена настолько сложные, что единственным выходом представлялась идея всё бросить и уйти из профессии?
— Когда я уже стала актрисой — нет! Но во времена студенчества в ГИТИСе — да! Помню, я как раз закончила третий курс и сознание было наполнено одной мыслью — я ничему не научилась, ничего не умею… Что делать? Пойти снова учиться с нуля?..
Я пришла к ректору Гончарову и спросила: «А можно я вернусь на первый курс и начну проходить всё заново, я же ничего не умею!..» «Нет — говорит, — вы продолжайте, а там — посмотрим!» И потом он же меня, ещё студенткой, прямо с дипломного спектакля пригласил в Театр имени Маяковского.
- Можете назвать три главные причины вашего профессионального успеха?
— Нет, три не назову, а назову только одну — надо много и тяжело работать! Я не побоюсь признаться в том, что отдаю своему занятию практически все моральные и физические ресурсы, какими только располагаю. И на репетициях стараюсь работать с той же отдачей, что и во время самого спектакля. Потому что давно усвоила, что если там, на репетиции, что-то от тебя ускользнет, потом уже ни за что не догонишь!
Ну и ещё одна маленькая, а может и не маленькая причина: во многом мне просто повезло, я встречала и встречаю на своем очень талантливых и, главное, достойных людей! В моем успехе есть огромная частица их содействия, тепла и поддержки!
Беседовал
Дмитрий Айзин