Спустя десять лет после репатриации Евгения Додина удостоилась престижной израильской театральной награды «Актриса года». Вскоре этот титул был присужден ей вторично. Восхищенные её игрой зрители и журналисты наградили Евгению ещё одним неофициальным, но, пожалуй, самым престижным званием: Примадонна израильского театра. Свои первые роли на израильской сцене она играла без слов — просто потому что не знала языка. Свои главные слова перед публикой она произнесла на иврите 29 апреля 2009 года, зажигая один из двенадцати факелов на горе Герцля в Иерусалиме.

- Зажечь факел на церемонии Дня Независимости Израиля — это честь, которой удостаиваются единицы. Помнится, когда-то, в интервью газете «hа-Арэц», вы затруднялись с определением того, что значит «быть израильтянкой». Сегодня у вас по-прежнему нет на это ответа?

— Сегодня — есть! Понимание пришло и после зажжения факела, — ко мне ещё подошел нынешний президент Израиля Реувен Ривлин, тогда он был председателем Кнессета, и сказал: «Ну всё, теперь ты наша!!!» — , и после того, как сын моего мужа получил тяжелое ранение во Второй ливанской войне… Два эти события, самое радостное и самое печальное, помогли мне по-новому взглянуть на многие вещи. Я сумела до конца проникнуться тем, что Израиль — это мой настоящий дом, по которому я неподдельно скучаю во время каждого отъезда за границу… Да, я очень отличаюсь от большинства коренных израильтян, но не стесняюсь этого отличия, напротив — оно мне где-то даже и дорого…

 

 

- Не говоря уже о том, что это «отличие» не мешает вам блистать на сцене супер аутентичного израильского театра… Кстати, по вашим личным ощущениям, израильский театр — это театр Леванта или театр Европы?

— Я не думаю, что здесь уместно какое-либо обобщение! Актеры разных ментальностей легко находят общий язык, выходя на одну сцену. Это такой театральный эсперанто! Я играла в Германии и в Польше. Помню, режиссера спектакля «Персона» очень волновало, как будут проходить репетиции в Израиле, ведь она не говорила на иврите!.. Буквально через две репетиции она уже четко понимала, где ошибка, где неправильная интонация, где энергия падает…

- Выходит, вопрос о том, как вас правильнее воспринимать — как израильскую актрису или всё-таки как русскую — космополитично лишается всякого смысла?

— Почему же?.. Мне и самой это интересно… Только за ответом имеет смысл обратиться к публике, которая приходит на спектакли нашего театра. От себя же могу добавить только одно: я очень давно не играла спектакли на русском и очень скучаю по этому языку на сцене!

- Притом, что премудрости театрального искусства вы постигали в Москве, под руководством двух гениальных Анатолиев, Эфроса и Васильева…

— Это правда! Но для того, чтобы оказаться ученицей этих великих мастеров, необходимо было поступить в ГИТИС! Собственно, момент, который в моей судьбе едва не сорвался. Помню, мерила шагами пространство в сквере у знаменитого театрального ВУЗа, подумывая, честно говоря, о том, чтобы развернуться и тихонько… ретироваться восвояси.
Подошла незнакомая девушка: «Вы поступать? — спрашивает. — Пойдемте со мной!» Девушку звали Марина Игнатова, ныне она блистательная питерская актиса… Воля случая, как говорится! Гуляла в тот день с друзьями мимо ГИТИСа, ну и зашли они в выкурить по сигаретке со знакомыми из приемной комиссии. Слово за слово — те ей говорят: «Маша, у тебя глаз хороший, пойди, погуляй по скверу, может, кого-то подходящего и приведешь!..» Она пошла и увидела меня!.. Ну и привела!))

- Так это работает?..))

— Далеко не всегда (смеется!). Просто, если бы Маша ко мне тогда не подошла, я, скорее всего отправилась бы на вокзал, а оттуда — домой, в Могилев! А так — счастливый случай повел меня по другой дороге, — учиться актерскому мастерству у Анатолия Васильевича Эфроса и Анатолия Александровича Васильева. Важно напомнить, что наш курс был для них первым, и ни о каком накопленном педагогическом опыте речи, естественно, не шло. По моему твердому убеждению, театральный режиссер и театральный педагог — это две абсолютно разные профессии. В общем, они учили нас не по утвержденным методичкам и системам, а так, как сами это понимали. Конечно, впитать удалось очень многое, но истинное ощущение этого только со временем и приходит!
Эфрос всё время повторял, что главное для актера — интуиция. Думаю, что именно Анатолий Васильевич научил меня ассоциативному мышлению на сцене. Уже через годы, играя в «Гешере» и в «Габиме», я часто вспоминала науку Эфроса и Васильева, их фразы и слова, обладавшие неоценимой значимостью в постижении ремесла.

- Что это за «фишка» такая — актерская интуиция?

— Образы и чувства, которые возникают у тебя при первом знакомстве с театральным материалом к будущему спектаклю. Потом в процессе репетиций может что-то меняться и даже стереться на время, только в итоге ты всё равно приходишь к первоначальному восприятию. Оно самое правдивое, это неоднократно подтверждал и мой личный актерский опыт.

- А простая человеческая интуиция? Она подсказывала вам в юные годы, может быть даже в детские, — что впереди успешная артистическая карьера?

 

— В детстве я мечтала стать актрисой. Об этом многие мечтают!..

- Многим вообще свойственно мечтать!.. Достаточно сотворить кумира, как сразу появляется мечта!..

— Моим кумиром стал Олег Даль! Сыгранные им роли просто потрясали меня, воодушевляли… Хотелось петь, творить, летать! Будучи очень романтичной девушкой, я писала Олегу Ивановичу трогательные письма, посвящала стихи… Всё это потом складывалось в ящик письменного стола, так и не отправляясь адресату.

- Вам свойственна нерешительность?

— Скорее не свойственны беспардонность и сумасбродство. Поэтому своего кумира я и любила издалека. На каком этапе влюбленность в Даля не то чтобы прошла… нет, она переросла во влюбленность в театр вообще, как в отдельный мир и образ жизни! Стихи и письма не сохранились, зато портрет Даля, очень удачно срисованный мной с обложки одного из советских журналов до сих пор висит у меня дома.

- Вы уже давно обрели себя в профессии, воплощая на сцене такие разноплановые образы как Анна Каренина или та же Любовь Раневская в «Вишневом саду». И всё же наверняка есть роли, о которых вы продолжаете мечтать…

— Мне всегда интересно ещё больше расширить границы актерского диапазона. Собственно, это активно случалось во времена моей работы с Евгением Арье в театре «Гешер», где я играла и детей, и Пака в спектакле «Сон в летнюю ночь». Однажды (снова — Его Величество Случай!) заболела одна из актрис, занятых в постановке «История моей голубятни» по мотивам «Одесских рассказов» Бабеля. Речь шла о роли мальчика, необходимо было срочно искать замену. Посмотрели на меня и… как-то не поверили, что я смогу этого мальчика сыграть. Но, читая рассказ, я настолько прониклась историей персонажа, что быстренько отправилась домой и переоделась в одежду Ави, (Ави Биньямини — муж Евгении Додиной, известный композитор, музыкальный руководитель театра «Гешер» — Прим.авт.), на глаза водрузила очки… Возвращаюсь в зал на репетицию, а Евгений Арье меня не узнал, подумал, что зашел какой-то подросток случайный.

- На днях в «Габиме» с огромным успехом прошла премьера новой постановки знаменитого «Трамвая Желание» по пьесе Теннеси Уильямса. Вместе с вами в главных ролях спектакля занят популярнейший актер Амос Тамам. Этот творческий тандем получился удачным?

— С первой же репетиции, даже с самой первой читки, стало понятно, что мы сыграемся! Возникла такая творческая приязнь, которую в Израиле принято называть емким словом «химия». Я всегда мечтала о роли в этом спектакле, но чтобы замахнуться на неё по-настоящему, нужны не только единомышленники-актеры рядом, но и режиссер, которому ты доверяешь абсолютно! Илан Ронен — именно такой режиссер, а «Трамвай Желание» стал нашей третьей с ним совместной работой, после «Анны Карениной» и «Железной дороги в Дамаск». С Иланом можно бесконечно спорить на репетициях, но в итоге ты поражаешься тому, насколько тонко он умеет прочувствовать и индивидуальность самого актера и каждый нюанс сыгранной им роли.

- Творческие споры — это прекрасно, особенно, если рассматривать их как способ зачатия истин! Но у вас одна актерская интуиция, взращенная Эфросом и Васильевым, а у Илана Ронена — другая режиссерская, совершенно иной формации. Наверняка, не каждая ваша дискуссия приводит в итоге под общий знаменатель… Случается так, что вам, будучи не согласной с идеей режиссера, приходится воплощать её на сцене вопреки собственным взглядам?

— Да, такое иногда тоже происходит! Но, хотите верьте, хотите — нет, проходит ещё какое-то время, ещё несколько репетиций, и всё в итоге вытанцовывается. С Евгением Арье в «Гешере» мы быстрее и проще приходили к взаимопониманию, в силу того, что схожести интуиций. С режиссерами в «Габиме» чуть сложнее, но, повторюсь, — они научились меня понимать!
И самое главное… Мой собственный, очень точный, «лакмус»: если я вдруг начинаю что-либо играть не правильно — у меня начинает всё болеть! Просто ломит всё тело! Это поразительно — но это так и есть!

- Вы очень хотели сыграть Бланш в «Трамвае Желание». Каковы ваши внутренние ощущения от этой роли?

— Пожалуй, на сегодняшний день, это самая сложная моя работа, никакая другая роль не давалась мне с таким трудом. Я просто «выпала» из жизни… Всегда стремлюсь взять дистанцию между собой и ролью, и найти правильные детали образа и характера. С Бланш — всё иначе! Это персонаж невероятно многоплановый, там множество тончайших граней: она делает одно, говорит другое, а подразумевает третье… И было крайне важно сыграть так, чтобы её характер не выглядел карикатурно!

- Коль скоро в нашей беседе речь зашла и о театре «Гешер», не могу не спросить — есть ли шанс, что вы когда-нибудь вернетесь на его сцену? Или после известной истории с компенсацией за полученную на спектакле травму дорога на «Мост» закрыта для вас навсегда?

— Мне кажется, в жизни нет дорог, которые закрываются навсегда. Даже самые забытые пути могут невероятным образом открываться заново. Вся сага с компенсацией не имеет отношения к закрытию дороги, потому что это история не между актрисой Додиной и театром «Гешер», а между страховой компанией и адвокатами.

- Однажды в рамках моего интервью с Дмитрием Певцовым, из уст известного российского актера прозвучала довольно спорная мысль о том, в зрительской аудитории каждого спектакля, среди многих сотен человек, лишь считанные единицы реально разбираются в хитросплетениях театрального действа и, простите, «врубаются» в его пресловутую фабулу. Вы согласны с таким утверждением?

— Нет, я думаю, что искушенных зрителей больше, чем пять! Гораздо больше…

- Мой интерес к этому вопросу отнюдь не праздный. Дело в том, что я, хоть и не могу причислить себя к заядлым театралам, в общем-то довольно часто хожу на спектакли. И, сравнивая постфактум свои собственные ощущения с рецензией критиков, с грустью осознаю, что мне снова не удалось погрузиться в самую паренхиму постановки. Эстетическое удовольствие получил, но… как-то не «по-научному». Начинают одолевать мысли о собственной примитивности и даже ущербности… Что прикажете с этим делать?))

— Выбросить подобные мысли из головы! Зритель не должен выискивать никакие глубинные смыслы. Он приходит в театр, отстояв, например, рабочую смену у станка; делать ему больше нечего,как только анализировать происходящее на сцене с позиций профессиональной театральной критики. Главное же совершенно в другом — чтобы зритель вместе с актером смеялся и плакал, и чтобы его в итоге переполнили настоящие живые эмоции и чувства! Именно так и я воспринимаю идею своей работы на сцене!
…Почему вы улыбаетесь?…

- Я просто представил себе, как все люди, отработавшие днем у станка, вечером облачаются в элегантные костюмы и отправляются за своей порцией прекрасного в храм мельпомены! А если серьезно — вам важно знать, какая публика собралась в зале?

— Мне это интересно, но уже потом, после спектакля. Иногда я приглашаю в театр друзей, правда, это происходит не слишком часто. До выхода на сцену я не люблю знать, кто сидит в зале — это может повлиять на мою игру, потому что я люблю играть с чувством безответственности.

- В вашей творческой карьере случались времена настолько сложные, что единственным выходом представлялась идея всё бросить и уйти из профессии?

— Когда я уже стала актрисой — нет! Но во времена студенчества в ГИТИСе — да! Помню, я как раз закончила третий курс и сознание было наполнено одной мыслью — я ничему не научилась, ничего не умею… Что делать? Пойти снова учиться с нуля?..
Я пришла к ректору Гончарову и спросила: «А можно я вернусь на первый курс и начну проходить всё заново, я же ничего не умею!..» «Нет — говорит, — вы продолжайте, а там — посмотрим!» И потом он же меня, ещё студенткой, прямо с дипломного спектакля пригласил в Театр имени Маяковского.

- Можете назвать три главные причины вашего профессионального успеха?

— Нет, три не назову, а назову только одну — надо много и тяжело работать! Я не побоюсь признаться в том, что отдаю своему занятию практически все моральные и физические ресурсы, какими только располагаю. И на репетициях стараюсь работать с той же отдачей, что и во время самого спектакля. Потому что давно усвоила, что если там, на репетиции, что-то от тебя ускользнет, потом уже ни за что не догонишь!
Ну и ещё одна маленькая, а может и не маленькая причина: во многом мне просто повезло, я встречала и встречаю на своем очень талантливых и, главное, достойных людей! В моем успехе есть огромная частица их содействия, тепла и поддержки!

Беседовал
Дмитрий Айзин